Новый губернатор Луганщины в первом интервью рассказал почему мы живем так, как живем. ВИДЕО ВИДЕО

Он был депутатом облсовета от «Партии регионов», университет под его руководством долгое время не выходил из Луганска в 2014-м, а еще он цитировал Солженицына о том, что России и Украине суждено быть вместе.

Это все о новом главе Луганской ОГА Виталии Комарницком.

Громадское поговорило с ним накануне назначения.

Вам приписывают связь с «Партией регионов». Как вы относитесь к этой партии?

По поводу партий в целом, и «Партии регионов» в частности, могу сказать, что я, как действующий сотрудник органов внутренних дел, в одной партии никогда не был. Я слышал о себе, что я и коммунистом был, и «регионалом».

Это тот случай, когда «вести о вашей смерти опережают саму смерть». Никогда я не был членом ни одной партии.

Мне предложили идти в Луганский областной совет по спискам «Партии регионов» (в 2010 году — ред.). Это две большие разницы быть членом партии и пройти по ее спискам. Более того, я поставил условия, что я не могу и не хочу быть в первой десятке или в первой двадцатке.

В списке было еще несколько человек, которые не относились к партии. Но это были известные люди, которые играют какую-то роль в обществе — и им тоже предложили баллотироваться в облсовет.

С учетом того, что наш вуз (Луганский государственный университет внутренних дел им. Дидоренко — ред.) всегда располагался в Луганске, что мы открылись в 1993 году, и за счет Луганской области достигли успехов, которые были по состоянию на 2014 год.

Вуз не мог жить своей жизнью, которая была бы отделена от жизни региона.

Здесь же вопрос можно в целом обществу поставить — а кого мы выбирали, кто был у руля. И то, что у нас есть или было, — на то мы и заслуживали.

Свою депутатскую деятельность я начинал еще с поселкового совета. Казалось бы, мелковато, но мы все время строились, расширялись. Надо было лоббировать интересы вуза.

Мы сделали парк с тремя фонтанами для жителей поселка и, в частности, для университета. Чтобы эти вопросы решать, нужно контактировать, а лучше — самому быть депутатом.

Ваши политические симпатии в то время были на стороне «Партии регионов»?

Можно вернуться к клятве пионеров или октябрят. Поверьте, и там есть нормальные слова. Я не был в одной партии, а программы партий во многом схожи. Те же «радикалы», «За жизнь», МЧП, Тимошенко... Вы там не увидите, что кто-то хочет разрухи, низких заработных плат и пенсий...

Даже о преступнике нельзя сказать, что он такой уж зверь, и в нем есть положительные качества. И задача общества — найти струны души, которые могут работать на общество.

Вас связывают с одиозным регионалом Владимиром Струком (в 2014-м был одним из организаторов луганского Антимайдана, выступал на митингах возле захваченных зданий. Его обвиняли в вооружении боевиков, но официальных обвинений так и не предъявили). Сейчас он баллотируется в депутаты по 113 округу. Расскажите о ваших отношениях и вашем отношении к нему.

Личностную характеристику я не хотел бы давать. Владимир Алексеевич был главой нашего поселка (Луганский государственный университет внутренних дел им. Дидоренко располагался в поселке Юбилейный вблизи Луганска, — ред.).

Мы жили в поселке, у нас были вопросы, связанные с вузом. Абсолютно логично, нормально, что Владимир Струк у нас бывал. Я в этом вины не вижу — это абсолютно нормально.

Не буду оценивать его политическую деятельность, но когда он стал главой поселка, то поселок стал лучше. А дальше — его избрали люди — лучше у людей спросить.

Это правда, что вы цитировали Александра Солженицына, который писал, что России и Украине суждено быть вместе?

Я не только на Солженицына ссылаюсь. Последние 11 лет главный вдохновитель цитат для меня — Эдуард Алексеевич Дидоренко (первый ректор Луганского университета внутренних дел, после смерти Дидоренко университету было присвоено его имя, — ред.).

Что касается Солженицына... Все можно в разных контекстах рассматривать. Насколько я помню его произведение, кроме Украины он еще Беларусь и Казахстан вспоминает...

Первый мой комментарий об этом был в 2003-2004 годах. В то время такое настроение было в обществе. Сейчас мы сильно разошлись, поэтому живем так, как живем.

Можно говорить разные вещи, но судить надо по делам. Те люди, которые там [на оккупированной территории] все оставили и вышли — они сделали для себя выбор. Все мы если не в зрелом, то в сознательном возрасте, самостоятельно принимали решения. Мы сделали так, как мы сделали. И я в том числе.

Не принято говорить, что «я люблю свою маму», «я люблю своего отца, я родственников своих люблю, я люблю свой дом». Это само собой разумеющееся. Поэтому вопрос «ты патриот или не патриот?» — он очень некорректен.

Человек, который на самом деле глубоко в душе чувствует любовь к родному краю, не будет это показывать. Характеризуют человека как раз действия.

В 2014 году ваш университет выехал из Луганска только в сентябре. Почему?

С февраля у нас в Луганске находились приданные силы внутренних войск. Но никто не согласился их разместить, они у нас находились. Это нас первого мая бутылками со смесью зажигательной забрасывали. Но никто не приехал, не спросил: «Ребята, как у вас тут дела?»

Это меня и наш университет в июне блокировали, когда по периметру стояли автоматчики. А здесь родители устраивали дебош (родители курсантов протестовали против отправки своих детей на практику в другие регионы Украины — ред.).

Я письма никакие не подписывал, когда родители обращались. Но нужно было развести эту ситуацию — когда была эта безумная толпа, когда позади автоматчики стояли, а здесь детвора — надо чтобы бойня была?

У нас до последней минуты, до 11 августа, на плацу висел флаг Украины. Если красиво сказать, то он весь был в шрамах. У нас 9 прямых попаданий по университету было. А вышли, когда поступила команда, и выходили с большим трудом.

Кстати, после того, как мы выехали из Луганска, проводили служебное расследование. После выезда я сказал: «Давайте так: сначала я пройду детектор лжи. Если после этого ко мне будут вопросы, то можете у других сотрудников спросить. Я руководитель, я за них отвечаю».

Так и сделали — я прошел детектор. Вопросы, поверьте, были очень жесткие. Не только политического, но и экономического характера. Но ко мне никаких вопросов после этого не возникло.

Вне контекста вашего возможного назначения. Какой бы вы хотели видеть Луганскую область через три года? Без потемкинских деревень, а какие-то реальные вещи.

Во-первых, нужно меньше болтать. Закатить рукава и как можно больше работать. Воровать меньше. И, наверное, все у нас получится.

Мы ежегодно в университете внутренних дел вводили какой-то объект к 2010 году — потом такой необходимости уже не было. Поэтому меньше слов, больше дела.

А Луганскую область хочу видеть однозначно процветающей, мирной и единственной. Единственной со своей Украиной.

Это очень правильно, но очень абстрактно. Назовите три приоритета.

Вчера была очень показательная ситуация. Я на выходных часто обхожу курсантов по комнатам. И вот, я зашел в одну из комнат, а там девочка Даша. Я знаю, что она хорошо учится. Но она сидит в комнате. Я был очень удивлен.

У нас принцип такой: если у тебя все нормально с учебой, то ты можешь на выходные идти в увольнение.

Спрашиваю: «А что ты домой не поехала?» «Да я с Марковки (райцентр в Луганской области на границе с Россией, — ред.). Здесь 140 километров, это 5 — 6 часов ехать туда, потом 6 часов назад. И билет в одну сторону стоит 240 грн ($8,8)». Ну вот вам и все ответы. Вот этого я не хочу.

Второе направление, с учетом моего милицейского прошлого и полицейского сегодня — «безопасный город/деревня». Это не лозунг, это нужно реализовывать. Это включает в себя систему камер видеонаблюдения — это абсолютно реально сделать.

Это взаимосвязь с местными советами, это пункты централизованного наблюдения.

(У Виталия Комарницкого звонит телефон, раздается мелодия «Луганщина — пісня моя» — неофициальный гимн региона)

Третий приоритет — сейчас создаются объединенные общины. И для этих общин нужно готовить офицеров. Он участковый, он же следователь. Одним словом — универсал.

Он должен быть привязан «к земле», к своей общине. Более того, идея такая, чтобы руководители общин направляли к нам тех, кого они видят на этой должности, а потом еще приезжали, видели его успешность.

Какой должна быть государственная политика в отношении оккупированных территорий?

Не должно быть никаких оккупированных территорий. Украина едина, и территории все наши. Поэтому надо решать этот вопрос.

Хотя потихоньку все уже начинают привыкать... Особенно те, кто дальше от этой территории. А это беда страшная. Я живу здесь, я не оторван. Я довольно часто вижусь с людьми, которые сюда приезжают — в Пенсионном фонде, в социальной службе. Я стоял там в очередях.

Я скажу, что это унизительно. Но я еще достаточно физически крепкий, а когда рядом стоят бабушка или дедушка... Они работали всю жизнь для чего? Чтобы вот такое было на выходе?

Это не справедливо. Мне стыдно перед ними за то, что мы подвергаем их такому унижению.