О чем луганчане не должны будут говорить после войны. Опыт балканских стран после войны в Югославии

О чем нельзя говорить после войны? Как примиряются люди с разными политическими воззрениями внутри государства? И подойдет ли опыт стран-соседей в бывшей Югославии Украине после войны на Донбассе?

Об этом в эфире Радио Донбасс.Реалии говорила балканист, эксперт Аналитического центра балканских исследований Екатерина Шимкевич.

Екатерина Шимкевич, балканист, эксперт Аналитического центра балканских исследований

— Екатерина, если рассматривать все эти республики бывшей Югославии, память какого государства может быть наиболее приближена к украинской памяти после окончания войны на Донбассе?

— Говорить о том, что на Балканах в любой стране есть государственная политика памяти нельзя вообще, ее нет ни в одной стране.

— Екатерина, мы будем говорить о политике памяти. Насколько я понимаю, это трактование государства событий прошлого, на какие события делает акценты, какие события рассматриваются героическими, а какие — провальными, какие замалчивают. Что случилось на Балканах в начале 1990 годов?

— К власти пришли политики-националисты и это спровоцировало межэтнические и межконфессиональные конфликты. Это касается конфликтов в Боснии, Хорватии и Косово 1998-1999 годов. Немного другой был конфликт по характеру в Македонии. Но это именно националистическая политика. Потому что жители Загреба и Сараево говорили, что до войны, то есть до 1991 года, они жили абсолютно спокойно и даже не думали, что их сосед другой этничности.

— Это ваше мнение или мнение государств, которые тогда воевали? Есть ли у них общее понятие о том, что случилось?

— Причины, которые они сейчас рассматривают, каждая страна и аналитики, эксперты на Балканах, абсолютно разные. Есть группа исследователей, которая приходит к единому мнению. Умер Тито, диктатор, который с 1945 до 1980 годы держал всю власть в своих руках. После него начался кризис власти. В Югославию проникли капиталистические отношения, экономика стала быстрее перестраиваться на капиталистические рельсы, к чему страна не была готова. Словения на это быстрее отреагировала, самая богатая и моноэтническая республика. Ей удалось избежать конфликтов, которые охватили другие государства. В этом исследователи едины, все остальное радикально отличается.

Есть одна особенность — каждая страна на первое место ставит подвиги собственной армии, которые были в Хорватии, Боснии, Косово, Сербии, Македонии. У них военнослужащие, генералы, офицеры армии — люди, которые носят статус национальных героев. Если их начинают судить на международном или национальном уровне, начинаются массовые протесты и возмущения общества. Это едино. И к Украине применять подобные опыт тоже не стоит.

Слушатель: Моё мнение, что Югославия развалилась, потому что, как одна из причин, эти республики стали ориентироваться не на свою страну, а на внешние геополитические центры. Хорватия и Словения ориентировались на Запад, Босния на мусульманский мир. В Украине тоже есть этот конфликт.

— Подобные точки зрения существуют. И сами балканцы говорят, что Хорватия и Словения стремились выйти из состава Югославии, больше евроинтегрироваться. Но у Югославии и так были особые отношения с европейским экономическим сообществом.

— Интересно, что хорваты сейчас начинают об этом говорить, наверное, тогда таких устремлений не было?

— Они сейчас рассматривают немного иначе, что не надо было вообще вступать в Европейский союз. Потому что они теряют прибыль, как и в других странах, поэтому в Хорватии с 2013 года висят таблички: «Здравствуй, Европейский союз, но поддерживай отечество».

Реплика имеет право существовать. Но там эти процессы дезинтеграции были заложены задолго до того, как какая-то из стран начала куда-то ориентироваться. Там вся проблема в националистической политике, направленной на создание моноэтнических государств.

— Рассмотрим политику памяти Хорватии. Они рассматривают эту войну как внешнюю агрессию с элементами гражданского конфликта или как внешнюю агрессию?

— Они рассматривают это как гражданскую войну, потому что сербы восстали на той части, где у них было этническое большинство. Они считают, что именно Сербия спровоцировала этот конфликт, поэтому они называют эту войну отечественной. И подобная параллель существует в Боснии.

— А что это значит?

— Что они воевали за собственную страну с гражданами другой этнической группы. Босния тоже считает, что Сербия на нее напала. А с точки зрения Сербии и правительства из Белграда, которая тогда держала всю власть в руках, считали, что необходимо защищать сербов, которые проживают в Косово, Хорватии и Боснии. Они там составляли 20-30% населения.

— И сербы были не против?

— Да. Они в Хорватии создали сепаратистское объединение, которое существовало как отдельная республика, «Республика сербская окраина». В Боснии создали «Республику сербскую», которая существует до сих пор. Это государственное объединение, которое появилось в 1992 году как результат восстания, и оно было признано международным сообществом. Боснийцы на это крайне остро реагируют, потому что политикум не может прийти к соглашению. Не приходят к консенсусу по важным вопросам: армия, экономика.

— Война закончилась в физическом смысле, но не закончилась в смысле отношений, памяти?

— Закончилась активная военная фаза. И по условиям мирного соглашения там происходит демилитаризация, реинтеграция. Но процесс примирения идет без согласования населения. Европейский союз пытается навязывать, потому что им не нужны новые очаги волнения. Межэтнические конфликты там могут вспыхнуть, но только если будут сильные влияния внешнего фактора.

Сейчас конфликты продолжаются на уровне памяти, культуры памяти.

— В чем это выражается и где?

— Самый яркий пример, геноцид в боснийской общине Сребреница. Сербы его вообще отвергают, не признают ни на каком уровне. Было две попытки сербского руководства съездить в мемориальный комплекс Поточары, где хоронят опознанных жертв геноцида. Туда ездил бывший президент Сербии Дадич и нынешний президент Вучич. Это единственные визиты политиков подобного уровня, но просто визиты. Они не признают. При этом, в самом боснийском обществе считается, что это их глубокая боль и Сербия должна не просто извиниться, а должна помогать в расследовании.

— Более интересно, как примиряются этически разные люди или с разными политическими воззрениями внутри государства. Эти рецепты применимы к Донбассу после окончания войны? Допустим, есть табуированные темы, о чем нельзя говорить после войны?

— Говорить нужно о любых темах. Очень много говорят, что нам надо изучать балканский опыт. Надо изучать, но брать как кальку, как шаблон вообще нельзя. Ни в плане миротворчества, ни в реализации каких-то планов.

Что можно как опыт использовать — это более активное участие гражданских обществ в процессе примирения. На Балканах огромную роль играют гражданские организации и исследовательские центры, которые возникли во времена конфликтов. Они стали поднимать темы как изнасилование женщин и мужчин, создание концентрационных лагерей, незаконное удержание гражданских лиц, военнопленных, издевательств.

Касательно табуированных тем, нельзя оставлять непроговоренные темы. Потому что это повод к новым конфликтам, травмам, которые не пережиты.

— Вы говорили, что стараются не осуждать участников военных действий, потому что они защищали свое отечество. Можно ли провести такую параллель с коллаборационистами на Донбассе защищают свою землю от фашистских захватчиков, которыми они считают вооруженные силы Украины?

— Человек совершивший любое преступление должен быть наказан. Подобную мысль пытаются донести к политикам балканские активисты, правозащитники.

Украине нужно об этом открыто говорить и сказать, что часть людей может быть амнистирована. Но если это люди, которые участвовали в совершении тяжких преступлений, должны сидеть. И это касается преступников по обе стороны конфликта.